УДК 347.42

Оценка исполнения гражданско-правовой обязанности: понимание фактического критерия

Г.В. Колодуб

Аспирант кафедры гражданского права
Саратовская государственная академия права
410056, г. Саратов, ул. Вольская, 1
E-mail:  Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

В статье обосновываются критерии оценки результата исполнения гражданско-правовой обязанности с позиции механизма осуществления прав. Применяя положения концепции гарантированного получения правового блага, утверждается, что решающее значение для юридического содержания обязательства имеет не столько предоставленная управомоченному лицу возможность требовать определенного поведения от обязанного лица, сколько фактическая и формальная реализация подобного. Раскрываются концептуальные положения, посвященные фактическому критерию оценки.


Ключевые слова: механизм осуществления прав и исполнения обязанностей; оценка результата исполнение обязанности; критерии

Исследуя механизм осуществления субъективных прав и исполнения субъективных обязанностей, в контексте выделяемых в рамках данной концепции признаков, которыми являются: 1) динамизм1; 2) направленность на фактическое удовлетворение интереса участников гражданского оборота2; 3) особый состав, обусловленный интересами участников гражданско-правовых отношений и закономерностями соответствующих социальных отношений3, – утверждаем, что становится возможным показать проецирование данных идей на процедуру исполнения гражданско-правовой обязанности, в которой данные признаки проходят спецификацию своего значения, позволяя более полновесно описывать соотношение общего (обязательство) и частного (обязанность) явлений. Поэтому утверждаем, что признаки механизма осуществления проявляются в правовых критериях к процедуре исполнения обязанности – формальном и фактическом.

Необходимость и важность выделения как общих векторных идей построения и последующей оценки, так и более частных (внутрисистемных) не нова. Примерами научного видения, заложившего основы сущностного понимания данного проявления, могут служить классические работы С.С. Алексеева, М.М. Агаркова, С.Н. Братуся, А.В. Венедиктова, В.П. Грибанова Т.И. Илларионовой и др.

Переходя непосредственно к фактическому критерию, отмечаем, что для него свойственно тройное проявление: реальность, эффективность и результативность исполнения гражданско-правовой обязанности. Последнее отражает тенденцию гражданского права, когда «законодательство активно оперирует оценочными категориями: добросовестность, справедливость, разумный срок и т.п., рассчитывая на то, что при рассмотрении конкретного дела соответствующий вопрос будет решен именно по усмотрению судьи, с учетом конкретных обстоятельств этого дела» [5].

Итак, первым возможным критерием исполнения гражданско-правовой обязанности должна стать его реальность, что неслучайно, учитывая заинтересованность кредитора не только в исполнении обязанности в срок и т.д., но и в том, чтобы учесть в своей деятельности, насколько он может рассчитывать на подобное в будущем [6, с. 62], в перспективе – соотношения с идеальным итогом. Свое начало данный критерий исполнения обязанности берет из признака механизма осуществления прав и исполнения обязанностей динамизма. Требуемое, как для начальной активизации процедуры исполнения, так и для последующего стадийного изменения правового состояния, требуется действие «катализаторов». Так, при жизни наследодателя конкретный наследник не может реализовать принадлежащее ему право на наследование, хотя потенциально данное право у него сформировано кровным родством или даже составленным завещанием. Реализовываться же, осуществиться реально в действительности наследственное право (как и парная обязанность) может с момента наступления смерти наследодателя, т.е. появление решающего юридического факта, с которым связывается переход субъективного права из потенциального состояния в состояние реализации. Справедливо было отмечено: «На должнике лежит обязанность обеспечить исполнение принятого обязательствами всеми необходимыми для этого условиями. Не учитывая своих реальных возможностей при вступлении в договорное обязательство, или не проводя необходимых подготовительных мер, должник оказывается к наступлению срока неспособным выполнить обязательство» [2, с. 8–9]. Поэтому данный критерий следует связывать не только с необходимостью принципиального осознания и формирования сторонами необходимого перечня вспомогательных сделок, совокупность которых (точнее их дальнейшая реализация) позволяет сформировать качественные процедуры исполнения обязанностей и обеспечить стадийное развитие, но и с их фактической реализацией в действительном поведении.

Возможна и важна оценка по критерию реальности, например, хозяйственных операций, получения товара, хозяйственной деятельности и правоспособности; осуществления предпринимательской или экономической деятельности [12] и т.п. Оцениваются частности, однако факт выставления и получения требований об уплате пени сторонами должен соответствовать реальной обязанности завода по уплате задолженности [15]. Данное видение необходимо, востребовано практикой и содержательно наполняет ряд нормативных установлений действующего гражданского законодательства. Например, «исходя из того, что из смысла ст. 432 Гражданского кодекса Российской Федерации следует, что вопрос о незаключенности договора, ввиду неопределенности его существенных условий может обсуждаться до его исполнения, поскольку неопределенность данных условий, может повлечь невозможность исполнения договора. Несогласованность воли сторон при заключении договора исцеляется его реальным исполнением, поэтому, если договор исполнен, его условия не считаются несогласованными, а договор должен быть признан заключенным» [14].

Вторым критерием является эффективность, которая связывается со степенью возможности исполненной сторонами обязанности способствовать достижению цели всего обязательства. Учитывая понимание того, что как массовое, так и частное невыполнение/недостижение договорных установлений ведет не только к ущербу для другой стороны, но и к дезорганизации всего гражданского оборота [18, с. 17–18], критерий берет свое начало из первоначального признака механизма – направленности на фактическое удовлетворение интереса участников гражданского оборота. Эффективность содержания исполнения составляет совокупность условий, дающих возможность достичь юридически значимый эффект посредством действий (групп действий), следствием которых должно стать не только и не столько прекращение обязанности, сколько фактическое получение блага.

Данный критерий вбирает в себя наличие количественных и качественных оснований, позволяющих с большой долей вероятности, утверждаться во мнении о существовании реального и эффективного исполнения, возможности удовлетворения потребностей сторон. Как указал Конституционный суд РФ в своем определении от 20 декабря 2005 г. №518–0, суды не вправе ограничиваться формальным установлением того, какой характер носит оспариваемый акт, а обязаны выяснить, затрагивает ли он права юридических лиц и предпринимателей, соответствует ли законам и обеспечивает ли в каждом конкретном случае эффективное восстановление нарушенных прав, – иное означало бы необоснованный отказ в судебной защите, что противоречит ст. 46 Конституции Российской Федерации [10]. Эффективность как критерий, в современном законодательстве актуальна и действенно необходима. Так, в соответствии со ст. 3 Федерального закона от 30 декабря 2004 г. №210-ФЗ «Об основах регулирования тарифов организаций коммунального комплекса» установлен наряду с общими принципами регулирования тарифов и надбавок (например, достижения баланса интересов потребителей товаров и услуг организаций коммунального комплекса и интересов указанных организаций) критерий эффективности функционирования организаций [19].

Эффективность, таким образом, – это качественная характеристика процедуры исполнения гражданско-правовой обязанности. Свойственный механизму осуществления прав целеполагающий принцип характеризует как всю юридическую конструкцию, так и отдельные ее элементы. Именно в качестве определенного частного проявления следует рассматривать и критерий эффективности исполнения. На подобное принципиальное понимание не может повлиять и тот факт, что эффективность как принцип не сформулирован в законодательстве, однако, и это очевидно, он имманентен существу гражданских отношений, поскольку наиболее значимым стимулом хозяйствующих субъектов в осуществлении их прав являются их законные интересы, т.е. в основании этого принципа лежит такая черта метода, как правовая инициатива [20, с. 56].

Справедливо отмечает Б.И. Пугинс­кий, что «эффективность должна пониматься и исследоваться как одна из характеристик правовой деятельности» [13, с. 205]. Но в действительности подобный идеальный вариант может быть воплощен с известными погрешностями. В этом случае степенью эффективности механизма осуществления можно считать соотношение между максимальной эффективностью и реальными результатами правового регулирования. Сопряженная с последним. эффективность механизма осуществления прав (обязанностей), как точно замечено, является величиной аддитивной, т.е. «весь механизм в целом максимально эффективен лишь в том случае, если каждый его этап достигает определенной цели надлежащим образом, иными словами, с соблюдением временных, качественных и количественных (в полном объеме) характеристик поставленных задач» [1, с. 230]. Применимость данного понимания к обязательственной области гражданского права несомненна, а иначе как можно расценивать, например, содержательные положения в рамках договора подряда, которые предписывают контрагентам реализовывать содержание договорных установлений разумно, рационально и с наименьшими издержками при обязательности достижения требуемого результата.

Интересы участников обязательственного правоотношения и закономерности соответствующих социальных отношений, составляющие третий признак механизма осуществления прав, основывают критерий результативности исполнения обязанности. В современной юридической науке, в частности немецкой доктрине, удается обнаружить адекватность рассуждений подобного рода, например теорию реального производства исполнения, опирающуюся главным образом на результат исполнения [21].

Результат (от лат. resultatus – отраженный) понимается в качестве конечного итога, ради которого осуществляется какое-либо действие. Как следствие какого-либо действия, явления и т.п. [11], которое должно быть достигнуто в любом случае, реально отмечаться и фактически подтверждаться, либо в оптимальном варианте развития при надлежащем исполнении, либо при нарушении прав после реализации процедур стадии защиты. В противном случае будут возникать негативные последствия. Например, «неэффективная система исполнения судебных решений сводит на нет всю работу судебной системы по рассмотрению и разрешению споров. Указанное обстоятельство подрывает авторитет судебной системы» [9], так же зачастую «предъявленные в установленном порядке требования о возмещении причиненных убытков могут оказаться неэффективными, так как у должника, который обязан исполнить свое обязательство, удовлетворив требования кредитора, может просто не оказаться достаточного имущества» [7], что не свидетельствует о реальности исполнения.

Данная разновидность фактического критерия актуальна. Косвенное подтверждение находим в данных статистики. Так, на исполнении в территориальных органах службы судебных приставов находилось в 2010 г. 1 391 949 исполнительных производств, возбужденных на основании судебных актов арбитражных судов. Фактическим исполнением окончено 412 131 исполнительное производство, что составляет 29,6% общего числа, находившихся на исполнении в отчетном периоде дел. В 2009 году фактическим исполнением было окончено 424 582 (или 34,4%) производства [4]. Необходимо, и на это должны быть «заточены» как признаки механизма осуществления, так и произрастающие из последних критерии исполнения обязанности, чтобы формировалась, а впоследствии, закрепившись существовала действенная система средств и способов (возможно и не всегда правовой направленности) организации деятельности, при которой достижение правовой цели становится неизбежным результатом. Поэтому видится не случайным, что в современных зарубежных правопорядках важность понимания вопроса в подобном его контексте осознается и регулируется конкретными правовыми механизмами. Так, например, ст. 1142 ГК Франции, устанавливая, что всякое обязательство (имманентно свидетельствует и распространяется и на процедуры исполнения обязанностей) сделать что-нибудь либо не делать приводит к возмещению убытков в случае неисполнения должником, кроме случаев неопределимой силы [3, с. 302–303], закрепляет презумпцию ответственности во благо результата.

Обосновывая последние проявления фактического критерия, следует заметить и в целом выразить поддержку существующей в области регулирования обязательственных отношений концепции совпадения. Данная концепция важна и применима в данном случае тем, что базируется и проводит в теорию и практику принцип «справедливости, стабильности оборота и эквивалентности: если кредитор получил за счет должника в точности именно то, что ему причиталось (эффект надлежащего исполнения)» [17, с. 11]. Заключая по итогам рассмотрения последнего критерия исполнения гражданско-правовой обязанности, отметим актуальность и действительную значимость подобного выделения. Не случайно исследователями частных проявлений обязательственной подотрасли справедливо высказываются мнения о потребности в законодательном закреплении презумпции гарантированности услугодателем достижения результата услуги [16, с. 7–8]. И действительно, если наделить особым статусом факт надлежащего исполнения обязанности, позитивным следствием станет корреспондирующая активизация прав. В противном случае следует осознавать, что «если никто не обязан сообразоваться с моим правопритязанием, если оно ни для кого не обязательно, оно не может иметь ровно никакого значения. Поэтому и в юридических, как и во всех других отношениях, основное значение имеет пассивная сторона, обязанность, связь» [8, с. 180]. Поэтому сделанный в данной статье акцент значимости и необходимости законодательного закрепления, своевременного и надлежащего исполнения гражданско-правовой обязанности не случаен и имеет поддержку в научной среде.

Необходимо заострить внимание на том факте, что каждый критерий должен быть сориентирован на конечную цель – обязательную необходимость действительного получения блага. Считаем, что при правильном соотношении критериев процедуры исполнения с фактической обстановкой, действиями сторон, которые были уже осуществлены и/или которые только планируется осуществить, становится возможным получить ответ на вопрос о перспективах возможности окончания обязательства, действительным получением блага и о конкретном правовом состоянии.

Очевидно, что проблемы исполнения субъективных гражданских обязанностей, занимая центральное место в области отечественной цивилистики, несомненно, требуют комплексного, системного научно-теоретического и практического подхода в целях совершенствования процедур и правовых средств.


Библиографический список

  1. Вавилин Е.В. Осуществление и защита гражданских прав. М.: Волтерс Клувер, 2009. 360 с.

  2. Горбунов М.П. Невозможность исполнения обязательства (некоторые вопросы исполнения гражданскоправовых обязательств): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1972. 21 с.

  3. Гражданское и торговое право зарубежных стран / под общ. ред. В.В. Безбаха, В.К. Пугинского. М.: МЦФЭР, 2004. 896 c.

  4. О результатах деятельности Федеральной службы судебных приставов в 2010 году [Электронный ресурс]: офиц. сайт ФССП России. Ведомственная стат. отчетность. URL: http://www.fssprus.ru/statistics.html (дата обращения: 27.04.2011).

  5. Интервью В.В. Витрянского [Электронный ресурс]: специализир. ежемес. журнал «ЮРИСТ». URL:http://journal.zakon.kz/207624-ja-prosto-delaju-svoe-delo-intervju-s.html (дата обращения: 27.04.2011).

  6. Каминская П.Д. Основания ответственности по договорным обязательствам // Вопросы гражданского права: сб. ст. М., 1957. С. 56–144.

  7. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть 1 / под ред. С. П. Гришаева, А. М. Эрделевского [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

  8. Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2003. 430 с.

  9. О Федеральной целевой программе «Развития судебной системы России» на 2007–2011 годы: постановление Правительства Рос. Федерации от 21 сент. 2006 г. №583 // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2006. №41, ст. 4248.

  10. Об отказе в принятии к рассмотрению жалоб общества с ограниченной ответственностью «Нефте-Стандарт» на нарушение конституционных прав и свобод положениями глав 23 и 24, статей 153, 191, 192, 193, 197, 198, 199, 287, 292, 299, 301, 305 и 306 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации: определение Конституционного Суда Российской Федерации от 20 дек. 2005 г. Дело №518–О/2005 [Электронный ресурс]: офиц. сайт Конституционного Суда Рос. Федерации. Банк решений Конституционного Суда Рос. Федерации. URL: http://www.ksrf.ru/Decision/Pages/default.aspx (дата обращения: 26.04.2011).

  11. Словарь русского языка [Электронный ресурс]: Грамота. Ру. URL: http://www.gramota.ru (дата обращения: 23.04.2011).

  12. Федерального Арбитражного суда Центрального округа от 14 апреля 2011 г. Дело №А54-3492/2010С5 [Электронный ресурс]: офиц. сайт ВАС Рос. Федерации. Банк решений арбитражных судов. URL: http://www.vsrf.ru/indexA.php (дата обращения: 26.04.2011).

  13. Пугинский Б.И. Гражданско-правовые средства в хозяйственных отношениях. М.: Юрид. лит., 1984. 224 с.

  14. Арбитражного суда Самарской области от 15 апреля 2011 г. Дело № А55–8562/2010 [Электронный ресурс]: офиц. сайт ВАС Рос. Федерации. Банк решений арбитражных судов. URL: http://www.vsrf.ru/indexA.php (дата обращения: 26.04.2011).

  15. Арбитражного суда Тульской области от 15 апреля 2011 г. Дело №А68-218/11 [Электронный ресурс]: офиц. сайт ВАС Рос. Федерации. Банк решений арбитражных судов. URL: http://www.vsrf.ru/indexA.php (дата обращения: 26.04.2011).

  16. Санникова Л.В. Обязательства об оказании услуг в российском гражданском праве: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2007. 42 с.

  17. Сарбаш С.В. Исполнение договорного обязательства. М.: Статут, 2005. 636 с.

  18. Сарнэ А.А. Прекращение обязательств исполнением: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1950. 19 с.

  19. Собр. законодательства Рос. Федерации. 2005. №1 (ч. 1), ст. 36.

  20. Яковлев В.Ф. Россия: экономика, гражданское право (вопросы истории и практики). М.: РИЦ ИСПИ РАН. 2003. 224 с.

  21. Larenz K. Lehrbuch des Schuldrechts. Bol. I. Allgemeiner Teil. 14, neubearb. Aufl. Muenchen; Beck, 1987. P. 237–242.

 


 1Динамизм имеет двухосновное проявление – «значимого (решающего) юридического факта и последовательности действий участников правоотношений, направленных на конкретный результат, представляющий собой юридический факт» (Е.В. Вавилин). Учет развития правоотношения, значение действительных правовых явлений (значимых и непосредственно влияющих на объект, существующее разнообразие значимых проявлений), по нашему мнению отражается и подчеркивается в данном признаке.

2 Признак направленности на фактическое удовлетворение интереса участников гражданского оборота содержательно выражается в том, что «все правовые способы и средства, порядок их организации в механизме должны обеспечить наступление заключительной стадии – фактического получения субъектом искомого блага» (Е.В. Вавилин). Раскрывая суть данного признака, видим важным прояснение того, что для участника обязательственного правоотношения представляет значимость.

3 Суть данного признака механизма осуществления прав сводится к тому, что «его состав обусловлен интересами участников гражданско-правовых отношений и закономерностями соответствующих социальных отношений» (Е.В. Вавилин). Иными словами, специфика, структура механизма реализации прав и обязанностей напрямую связана с видом и содержанием, с формой их реализации.

Пермский Государственный Университет
614068, г. Пермь, ул. Букирева, 15 (Юридический факультет)
+7 (342) 2 396 275
vesturn@yandex.ru
ISSN 1995-4190 ISSN (eng.) 2618-8104
ISSN (online) 2658-7106
DOI 10.17072/1995-4190
(с) Редакционная коллегия, 2011.
Журнал зарегистрирован в Федеральной службе по надзору в сфере связи и массовых коммуникаций.
Свид. о регистрации средства массовой информации ПИ № ФС77-33087 от 5 сентября 2008 г.
Перерегистрирован в связи со сменой наименования учредителя.
Свид. о регистрации средства массовой информации ПИ № ФС77-53189 от 14 марта 2013 г.
Журнал включен в Перечень ВАК и в РИНЦ (Российский индекс научного цитирования)
Учредитель и издатель: Государственное образовательное учреждение высшего образования
Пермский государственный национальный исследовательский университет”.
Выходит 4 раза в год.