УДК 347.12

КАТЕГОРИЯ «ДОБРЫЕ НРАВЫ» В ГРАЖДАНСКОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ И ЦИВИЛИСТИЧЕСКОЙ ДОКТРИНЕ ЗАРУБЕЖНЫХ СТРАН

Л.В. Щенникова

Доктор юридических наук, профессор, заведующая кафедрой гражданского права

Кубанский государственный университет. 350040, г. Краснодар, ул. Ставропольская, 149

E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

М.О. Быкова

Аспирант кафедры гражданского права

Кубанский государственный университет. 350040, г. Краснодар, ул. Ставропольская, 149

E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Статья посвящена анализу гражданского законодательства и цивилистической доктрины зарубежных стран, посвященных категории «добрые нравы».

Ключевые слова: добросовестность; добрые нравы; гражданское законодательство;  нормы нравственности; цивилистика

Среди пословиц русского народа, собранных И. И. Иллюстровым, известным фольклористом, составителем сборников русских пословиц и поговорок и военным юристом, есть такая: «Где добры в народе нравы, там хранятся и уставы» [4, с. 10]. Древнеримский историк Тацит утверждал, что добрые нравы имеют даже большее значение, чем хорошие законы. В связи с этим возникает вопрос, каково же содержание категории «добрые нравы», которая имеет такую ценность, равную и  даже превышающую вес закона и которой народная мудрость отводит главную роль в деле сохранения правового порядка и защиты от нарушений разнообразных правоотношений?  

В толковом словаре русского языка под «нравами» понимаются обычаи, уклад общественной жизни [8, с. 414]. С философской точки зрения «нравы – это обычаи, имеющие нравственное значение поддерживаемые в обществе посредством моральных отношений или, наоборот, представляющие собой часто встречающиеся отступления от требований нравственности. Они востребованы при описании и моральной оценке бытующих в том или ином обществе норм поведения» [12, с. 199]. Есть мнение, что «нравы фиксируют общественные привычки людей, закрепляя то, как фактически ведут себя члены большой или малой социальной группы, что они себе разрешают или запрещают» [13, с. 384]. Нравы всегда тесно связаны с моральными нормами какой-либо социальной общности.

В философской литературе высказана и иная точка зрения, отрицающая утверждение, что нравы – совокупность обычаев, подвергаемых нравственной оценке. Так, М.М. Розенталь утверждает, что нравы – есть особенности поведения какой-либо социальной общности людей, которые зависят от общественной психологии. Они представляют собой своеобразные обычаи, распространенные в условиях определенной общественной формации или характерные для какого-либо коллектива, класса, нации. С этой точки зрения нравы раскрывают содержание действительного поведения, а не нравственные требования, к которым надо стремиться [14, с. 282].

Таким образом, под нравами в широком философском смысле можно понимать:

• · обычаи, имеющие нравственное значение, общественные привычки людей, подвергаемые моральной оценке;
• · особенности реального поведения какой-либо социальной общности, без связи с нравственными идеалами.

Философский аспект проблемы для нас имеет общепознавательное значение. Главным же предметом будет являться зарубежное законодательство и его отражение в цивилистической литературе.

В Гражданском кодексе Франции 1804 года содержится статья 6, которая гласит, что «нельзя нарушать частными соглашениями законы, затрагивающие общественный порядок и добрые нравы» [3, с. 58]. Категория «добрые нравы» пронизывает и другие статьи Французского гражданского кодекса, такие как ст. 900, 1131, 1133, 1172, 1387. Анализируя эти положения закона, известный французский цивилист Марсель Планиоль поясняет следующее: «Недозволенный предмет не может служить основанием действительного обязательства. При этом недозволенным следует считать не только то, что противно постановлению закона, но также то, что является безнравственным» [9, с. 365]. Таким образом, М. Планиоль связал, а по сути, отождествил категорию «добрые нравы» с нравственностью. При этом он не дал точного определения добрым нравам, ограничиваясь фразой о том, что данная норма содержится в кодексе, ибо закон должен все предусмотреть, чтобы не допустить нежелательных последствий. Планиоль приводил и примеры нарушений добрых нравов, в числе которых известны: посредничество при заключении браков; соглашения, касающиеся домов терпимости, и т.п.

Интересно мнение Л. Жюллио де ла Морандьера, который в своем труде «Гражданское право Франции» связывает добрые нравы с моральными нормами. Добрые нравы, по мнению этого автора, есть «правила нравственности, которые без прямого закрепления их нормами права могут рассматриваться как составная часть публичного порядка. Эти правила так же существенны для общественного строя, как его основные политические, социальные и экономические принципы» [7, с. 159]. По мнению Л. Жюллио де ла Морандьера, содержание добрых нравов изменяется с развитием жизни общества.

Рене Саватье в книге «Теория обязательств», перечисляя основания недействительности договоров, писал, что в соответствии со ст. 6 Гражданского кодекса Франции «договорное обязательство, предметом которого являются недозволенные или безнравственные действия, признается недействительным» [11, с. 175]. Саватье акцентировал внимание на практическом применении норм о добрых нравах. Он задавал вопрос – как определить соответствие нормам нравственности действий лица? Безнравственные договоры признаются недействительными на основании ст. 6 Гражданского кодекса. Французский судья определяет безнравственность того или иного действия в соответствии со своим собственным осознанием общественных явлений. Р. Саватье приводил в качестве примеров безнравственных договоров соглашения, «предназначенные для функционирования домов терпимости, игорных домов, так же как и займов, имеющих целью способствовать адюльтеру, либо предоставление игорными домами денег взаймы, чтобы помочь игроку возобновить свои ставки» [11, с. 176].

Таким образом, под добрыми нравами во французском законодательстве и цивилистической доктрине понимается санкционированная законодателем, но не формализованная совокупность моральных норм, образовавшаяся на основе общественного представления о добре и зле. То, что соответствует наиболее общему, по возможности объективному пониманию доброго, должного, правильного поведения лица в обществе, гражданском обороте и в отношениях с государством. Они также подвержены эволюции, которая протекает в зависимости от интенсивности и тенденций развития общества. Действительно, поведение, основанное на правилах добрых нравов, должно сообразоваться с тем поведением, которое является общепринятым в данный период времени. Запреты, содержащиеся в правилах добрых нравов, в основном относятся к трем специфическим областям: а) запреты, касающиеся поведения в области брачно-семейных отноше­ний (бигамия, полигамия, нарушение супружеской верности и т.п.); б) запреты, касающиеся индивидуального поведения, рассматриваемого обществом как безнравственное (проявления непристойности, жестокости и т.п.); и в) запреты, касающиеся действий, возбуждающих или стимулирующих в другом человеке определенные низменные чувства, которые общество считает недопустимыми (сводничество, поощрение разврата в среде несовершеннолетних и т.п.).

Надо заметить, что в наши дни понятие добрых нравов часто критикуется как устаревшее. Одни считают, что добрые нравы неотделимы от публичного порядка и поэтому особое выделение этого понятия в праве является излишним. Другие, наоборот, полагают, что оно имеет своей основой мораль, которая должна быть отделена от права, в противном случае государство рискует превратиться в цензора морали. Кроме того, по мнению сторонников этого взгляда, при применении данного правила существенно возрастает риск проявления судьями своеволия, поскольку в таких случаях они будут руководствоваться не четко очерченной нормой, а нормой аморфной, расплывчатой и неопределенной, которая является не более чем субъективным отношением к должному. Причем такой субъективизм может подчас противоречить подлинным принципам морали, однако законодатель не спешит убирать эту категорию из гражданско-правовых нормативных актов. Так, в словаре-справочнике к Коммерческому кодексу Франции в отношении проблемы «добрых нравов» приведена позиция, обосновывающая необходимость наличия норм о добрых нравах в гражданском законодательстве Франции. Сторонники такой точки зрения в обоснование своих взглядов часто ссылаются на ч. 2 ст. 8 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, допускающую возможность вмешательства публичных властей, когда это требуется, «для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц». Они также приводят в пример ст. 16 ГК, согласно которой закон должен препятствовать посягательствам на достоинство личности, поскольку, по их мнению, именно добрые нравы являются основным средством законной защиты от посягательств на достоинство личности. Значимость наличия категории «добрые нравы» понимал известный французский профессор права Жак Фуане. Он писал: «Почему сделка, согласно которой одно лицо уступает другому все или часть своего тела, будет являться недей­ствительной ввиду нарушения принципа достоинства личности, а не по причине посягательства на добрые правы» [6, с. 765].

В немецком гражданском законодательстве также присутствует категория «добрые нравы». Германское Гражданское Уложение применяет понятие «добрых нравов» не только в качестве границы договорной свободы (§138 говорит о том, что «сделка, противная добрым нравам, ничтожна» [3, с. 133]), но и в качестве самостоятельного основания ответственности за причинение вреда (§826 предусматривает: «кто умышленно причинит другому вред вопреки добрым нравам, тот обязан  возместить ему этот вред» [3, с. 151]). В немецкой цивилистической доктрине эта конструкция вызывает большой интерес и многочисленные споры. Существует несколько точек зрения по вопросу определения сущности добрых нравов.

Сторонники первой точки зрения говорят о тождестве добрых нравов и нравственных норм. Так, Л. Эннекцерус в «Курсе германского гражданского права» определяет «добрые нравы» как минимальные нравственные требования, которые предъявляет проводимая в данное время правовая этика германского народа относительно поведения каждого имеющего на то право лица. Он уточняет, что «эта правовая этика требует, в особенности, чтобы на почве существующего правового, общественного и экономического строя господствовали здоровые общественные и хозяйственные отношения и тем самым не получали бы правового признания сделки с ними несовместимые» [16, с. 268]. Но в этом случае возникает проблема определения содержания нравственных норм. Ведь у каждого человека может быть свое представление о морали. Эннекцерус считает, что судья должен учитывать «образ мыслей своего народа, по воззрениям разумных и добропорядочных граждан» [16, с. 269]. Есть и другое мнение. Так, Колер отмечает: «Конечно, при рассмотрении вопроса о нравственности приходится считаться с народными убеждениями, но не с убеждениями масс, а только тех, которые в нравственном отношении являются вождями народа. Если, например, значительная часть народа, пусть даже две трети его, не видит ничего зазорного в контрабандном промысле, то мы все-таки не можем признать его нравственным, хотя бы дело шло о чужой таможне. Право должно стоять на той почве, на которой стоят духовные руководители народные, а не на низинах и не на ступени тех, которые высшими идеями пожертвуют ради денег и материальных выгод» [1, с. 197]. Но такие комментарии, в свою очередь, подвергались критике за признание «судейского субъективизма» [10, с. 184].

В своем труде Л. Эннекцерус скрупулезно рассматривает примеры нарушения добрых нравов:

1. осуществление или способствование тому, что запрещено добрыми нравами или служит препятствием для осуществления того, что предписано добрыми нравами (обещание контрабанды, обещание награды за безнравственные действия, обещание не исполнять моральные или юридические обязанности в отношении других, обещание нарушить договор, продажа дома терпимости);
2. обязание к действиям или к воздержанию от действий, которые должны быть свободными (обещание безбрачия, усыновить лицо, помолвки, поменять вероисповедание);
3. чрезмерное ограничение личной или экономической свободы отдельного лица посредством установления слишком далеко идущих обязательств (ограничение экономической свободы товарищества, но нужно отграничивать от присоединения);
4. поставление в зависимость от уплаченных денег и ценностей того, что по правилам добрых нравов должно от этого не зависеть (несовершение преступления, ходатайство за кого-то при назначении на должность);
5. ростовщические и другие «эксплуататорские» сделки.

Данная классификация отнюдь не полная, и Эннекцерус сам признает данный факт, говоря, что существует много безнравственных сделок, которые не подпадают ни под одну из главных категорий. Но, на наш взгляд, не стоит проводить классификацию сделок, нарушающих добрые нравы, так как это будет попытка предсказывания конкретных случаев из всего многообразия проявлений экономической жизни общества, что является невозможным.

Существует и другая точка зрения (вторая в нашей классификации) на определение категории «добрые нравы», отрицающая ее нравственное содержание и утверждающая, что это живущие в данном народе правила приличия. Так, И.А. Покровский приводит мнение Леонгарда о том, что «добрые нравы, далеко не тождественны с требованиями нравственности. Нравы покоятся на внешних правилах благоприличия, нравственность – на внутреннем состоянии совести. Целью запрещения посягательств на добрые нравы является не борьба с безнравственными движениями человеческой души, а охрана того ценного культурного богатства, которое имеет каждый народ в своих нравах. Ибо нравы суть не что иное, как отложение старой культуры народа, продукт его долголетней истории». Комментируя данное мнение, И.А. Покровский указывает на уязвимое место в размышлениях. Он пишет, что «нравы являются отложением не только старой культуры, но и старых предрассудков; охрана же последних, разумеется, не может входить в намерения законодателя» [10, с. 186]. Поэтому нужно найти четкий критерий  для отбора «добрых» от «недобрых» нравов. Ученый опять указывает на судейский субъективизм.

Третье мнение заключается в том, что «добрые нравы» – правовая конструкция, решающая правоприменительные проблемы. Противно «добрым нравам» то, что противоречит пользе общества, что несовместимо с общественным благосостоянием, нарушает юридически важные интересы и т.п. Известный германский цивилист Г. Дернбург, иллюстрируя понятие «добрых нравов», приводит в качестве примера случай покупки браслета для любовницы и спрашивает, можно ли признать такой договор недействительным, как противоречащий «добрым нравам». Он отвечает отрицательно, так как разрушение договора принесло бы здесь гораздо больший вред обороту, чем та выгода, которую бы получили от «проблематической» защиты нравственности. Только те договоры, заключает он, должны быть признаваемы противными «добрым нравам», юридическое признание которых «несовместимо со здоровым, в этом смысле добрым, социальным состоянием» [10, с. 188]. Таким образом, в каждом отдельном случае задача заключается в том, считал Дернбург, чтобы «исследовать экономическую и социальную подпочву и, соответственно этому, обсудить и разрешить вопрос о том, подходит ли данная сделка под категорию договоров, противных добрым нравам» [10, с. 189].

Не менее интересна немецкая судебная практика применения категории «добрые нравы». Ее своеобразную иллюстрацию приводит Я.А. Канторович в книге «Основные идеи гражданского права». С точки зрения Кассационного суда, мерилом добрых нравов должно служить «чувство приличия всех разумно и справедливо мыслящих людей» [5, с. 60]. Вот потому противными добрым нравам, суд считает действия, расходящиеся с принципом честности, не соответствующие средним нормам добросовестности и порядочности.

Случаи нарушения добрых нравов в германской судебной практике можно свести к двум общим категориям: 1) действия, абсолютно противные морали, и 2) относительно противные морали, т.е. в связи и в зависимости от конкретных обстоятельств случая. Первые распадаются на: а) чисто безнравственные, обнимающие собою главным образом нарушение в этой области морали, которая относится к половой жизни (например, юридические сделки и действия, направленные на оскорбление половой чести, договор купли-продажи дома терпимости,  договоры, клонящиеся прямо или косвенно к допущению проституции, сутенерства и т. д.), и б) «зазорные», к которым относятся всякие другие действия, оскорбляющие моральное чувство, но не относящиеся к половой жизни (лишение по договору свободы, например предоставление своего тела в некоторых отношениях в чужое распоряжение, и, вообще, договоры, которые прямо или косвенно отдают кого-нибудь во власть другого, действия, нарушающие моральные основы брачного союза, например многоженство, обручение с одним из супругов до окончательного развода, отказ в пользу другого от супружеских прав и т. д).

К действиям «относительно противным морали» относятся, главным образом, случаи чрезмерного ограничения современных принципов личной и хозяйственной свободы. Например, ростовщические сделки, договоры об уплате вознаграждения за неподачу уголовной жалобы или за недонесение о преступлении, договор с матерью о неназвании отца ребенка, договорные оговорки о конкуренции, ограничение свободы договоров, воспрепятствование мерам политической борьбы против противника и мерам борьбы за увеличение заработной платы и т. д.

По общим началам германской судебной практики, при определении того,  соответствует или не соответствует поведение лица нормам «добрых нравов», нельзя вырывать отдельные поступки из общей связи фактов, а необходимо рассмотреть и обсудить всю совокупность обстоятельств каждого единичного случая. Здесь исследуются побуждения, руководившие данным лицом, характер и значение преследовавшихся им целей, род, достоинство и сила действия избранных им средств. С этих точек зрения представляются противоречащими добрым нравам прежде всего такие действия, которые уже сами по себе, по оценке широких и сознательных кругов современного общества, считаются унизительными для того, кто их совершает, и, безусловно, несовместимыми с должным уважением к правам других лиц. Таковыми являются ложь, предательство, подкуп, неверность данному слову, эксплуатация нужды, легкомыслия, неопытности контрагента, действия из побуждения злобы, ненавистничества, мести, способы наживы и ведения своих дел, основанные на обмане и тому подобные недобросовестные приемы конкуренции и т. д.

Юридическое понятие «добрых нравов» шире общепринятого понятия морали и включает в себя случаи, с точки зрения обычной морали, безразличные, если в них имеется нарушение общественного интереса. Однако нарушения добрых нравов должны иметь известные границы: не всякое нарушение требований общепринятой морали имеет опорочивающее влияние на силу сделки, а только нарушение таких требований, в соблюдении которых общество имеет важный интерес. Поэтому нарушения, которые оскорбляют чувство приличия, вежливости, сюда не относятся.

Упоминание о добрых нравах содержится и в гражданском праве Японии. В статье 90 Гражданского кодекса Японии сказано, что определенные сделки даже в случае отсутствия яв­но запрещающих их обязательных предписаний, тем не менее, считаются недействительными ввиду их противоречия публичному порядку и добрым нравам. При этом японские цивилисты отмечают, что границы между двумя этими понятиями не всегда различимы. Когда говорят о публичном порядке, то указывают на интересы государства и общества, а с добрыми нравами связаны нравственные категории.

С. Вагацума и Т. Ариидзуми в труде «Гражданское право Японии» приходят к выводу, что «систематизировано перечислить конкретное содер­жание понятия публичного порядка и добрых нравов невозможно, его следует рассматривать, отталкиваясь от судебной практики и научных доктрин, в свете постоянно меняющейся общественной идеологии и системы ценно­стей» [2, с. 109]. Но все же некоторые критерии такого деления они сформулировали. Во-первых, нарушение моральных принципов, например: договоры, пре­пятствующие совместному проживанию родителей и детей; обещания, расторгнув брак, заключить новый считаются недействительными, как противоречащие человечности и морали. Во-вторых, нарушение принципа справедливости, например: сговор с целью совершения преступления или иного незаконного действия; договоры, заключение которых является компенсацией за несовершение незаконных действий (ст. 132 ГК Японии). В-третьих, использование в корыстных целях неосмотрительности или материальных затруднений другого лица, например: в условиях материальных затруднений контрагента заключение договора займа под высокие проценты, предусматривающего в случае невозврата денег к установленному сроку изъятие имущества непропорционально большой стоимости. В-четвертых, чрезмерное ограничение свободы другого лица, например: противоречит добрым нравам договор о принуждении к проституции; случаи, когда договоры найма или передачи ведения определенного дела сопровождаются условиями, запрещающими контрагенту заниматься тем же видом деятельности, и охватывают широкую сферу и длительный период времени. В-пятых, спекулятивные сделки, например: азартные игры, лотереи без надлежащего разрешения.

С. Вагацума и Т. Ариидзуми обращают внимание на то, что элемент коллективного в экономических отношениях, естественно, связан с огра­ничением экономической свободы личности, что было бы недопустимо как противоречащее публичному порядку и добрым нравам. Однако в этих случаях личность теряет лишь так называемую формальную свободу, весьма же часто в обмен на это индивид улучшает свое экономическое положение и расширяет фактическую свободу. Поэтому при применении ст. 90 ГК Японии необходимо конкретно выяснить, в какой мере та или иная сделка оказывает влияние на экономическое положение контрагентов, обратить внимание на реальные результаты сделки для контрагентов, на общие интересы потребителей и в целом на социально-экономическое развитие. Кроме того, следует обратить внимание на положения ст. 25 Конституции Японии, содержащей основные гарантии права на существование. Данная статья гласит: «Каждый имеет право на поддержание минимального уровня культурной и здоровой жизни». Поэтому сделки, направленные на лишение данных основных прав, гарантируемых конституцией, а также на их выхолащивание, следует равным образом считать недействительными ввиду их противоречия публичному порядку и добрым нравам.

В науке приводятся следующие формальные критерии применения ст. 90 ГК Японии: а) основная цель сделки противоречит публичному порядку и добрым правам (например, договоры, ставящие целью совершение преступления); б) в отношении основной цели сделки имеются ограничения, содержащиеся в текущем законодательстве (например, договоры, определяющие неустойку чрезмерных размеров, договоры, предусматривающие обязательство отказа от ведения определенного дела); в) нарушение принципа публичного порядка и добрых нравов, связанное с денежными интересами (например, получение за взятку определенной должности); г) нарушение публичного порядка и добрых нравов вследствие связанности сделки определенными условиями (например, получение денег за совершение преступления или воздержание от него); д) побуждающие мотивы сделки противоречат публичному порядку и добрым нравам, если эти мотивы нашли отражение в содержании сделки.

Категория «добрые нравы» вызывала и вызывает у цивилистов, изучающих ее, неоднозначные оценки. Одни считают, что правило о «добрых нравах» не достоинство Кодекса, а его больное место: в лучшем случае оно только знак, отмечающий неразработанное, топкое место в правовой системе [10, с. 186]. Другие, напротив, выступают сторонниками, считая добрые нравы «коррективом ко всему гражданскому правопорядку», «нравственным фактором в жизни нации», «выразителем на­родного самосознания», «руководителем народной правовой со­вести» [5, с. 62].

С нашей точки зрения, значение категории «добрые нравы» состоит в том, что право, в своем стремлении регулировать поведение и взаимоотношения людей, не может обнять и закрепить в формулах закона все многообразие случаев, сторон и оттенков, которое дает нам жизнь. Всегда останутся за пределами велений и запретов закона не предусмотренные им действия и отношения, на которые, как нарушающие общественный или частный интерес, правопорядок должен реагировать отрицанием их дозволенности и устранением их юридических последствий. В таких случаях сложно обнаружить основания и мотивы для отрицательного реагирования правопорядка в отсутствии прямого закона. Вот почему важной является законодательная директива, в соответствии с которой не дозволено не только то, что прямо запрещается законом, но также и то, что, хотя не предусмотрено законом, но не соответствует общепринятым воззрениям на требования честности, добросовестности, справедливости, правдивости, порядочности – словом, на все те требования, которые подсказываются нашим нравственным чувством и правовым сознанием и на которых, собственно говоря, основано большинство норм закона. Соблюдение членами общежития этих требований в своих взаимоотношениях и создает «добрые нравы» в обществе.

Так или иначе, правило о добрых правах продолжает оставаться действующей нормой. Например, правила о добрых правах были включены в статьи, которые принимались уже во второй половине XX в. Во Франции в 1973 г. была принята ст. 21–23 ГК, предусматривающая, что ни одно лицо не может быть принято в гражданство, если оно не ведет добропорядочную жизнь и не соблюдает добрые нравы. Все это свидетельствует о дальнейшем развитии категории, существующей в гражданском законодательстве уже более двухсот лет.

Библиографический список

1. Бернгефт Ф., Колер И. Гражданское право Германии  / под ред. В.М. Нечаева. СПб. : Сенатская типография, 1910. 407 с.
2. Вагацума С., Ариидзуми Т. Гражданское право Японии: в 2 кн.; пер. В.В. Батуренко. М.: Прогресс, 1983. 351 с.
3. Гражданское, торговое и семейное право капиталистических стран: сб. норм. актов: гражданские и тор­говые кодексы : учеб. пособие / под ред. В.К. Пучинского, М.И. Кулагина. М.: Изд-во УДН, 1986. 336 с.
4. Иллюстров И.И. Юридические пословицы и поговорки русского народа. М.: Тип. В.В. Чичерина, 1885. 72 с.
5. Канторович Я.А. Основные идеи гражданского права. Харьков: Юрид. изд-во НКЮ УССР, 1928. 311 с.
6. Коммерческий кодекс Франции / пер. В.Н. Захватаева. М. : Волтерс Клувер, 2008. 1272 с.
7. Морандьер Л.Ж. Гражданское право Франции / пер. Е.А. Флейшиц. М.: Изд-во иностр. лит., 1958. 728 с.
8. Ожегов, С.Н., Шведова, Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений / Рос. акад. наук, Рос. фонд культуры. М.: АЗЪ, 1994. 652 с.
9. Планиоль М. Курс французского гражданского права. Ч. 1, вып. 3: Теория об обязательствах / пер. В.Ю. Гартмана. Петроков: Тип. С. Панского, 1911. 1012 с.
10. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М.: СТАТУТ, 2001. 353 с.
11. Саватье Р. Теория обязательств: юрид. и экон. очерк. М.: Прогресс, 1972. 440 с.
12. Словарь по этике / под ред. И.С. Кона. М.: Политиздат, 1981. 430 с.
13. Философский словарь / под ред. И.Т. Фролова. М.: Республика, 2001. 445 с.
14. Философский словарь / под ред. М.М. Розенталя. М.: Политиздат, 1975. 496 с.
15. Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. Т. 1, полутом 1: Введение и общая часть / пер. И.Б. Новицкого, Г.Н. Полянской, В.А. Альтшулера. М.: Изд-во иностр. лит., 1950. 436 с.
16. Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. Т. 1, полутом 2: Введение и общая часть / пер. И.Б. Новицкого, Г.Н. Полянской, В.А. Альтшулера. М.: Изд-во иностр. лит., 1950. 437 с.